Рубен Гальего

<...>  Мой бывший муж, заехав к дочке, застал мои восторги по поводу книжки Рубена, выдал:
— Зачем это читать, это же так тяжело...

Распространенная позиция людей, которые прячутся от чужих страданий, как будто страдания заразны. Как будто не боятся очерстветь, утерять (или не приобрести) способность к состраданию? Боятся даже прочитать, боятся даже эмоций. Тяжело? А Рубену каково было жить его жизнью?

Рубену присудили премию, от которой родное государство по закону заграбастало тридцать пять процентов. Он же нерезидент. Живет в Испании, в Мадриде, с недавно найденной мамой. Мы начали разговаривать по скайпу. А весной 2004 года мы вскладчину с моими сотрудниками купили Рубену компьютер “Макинтош”, чтобы он мог работать лежа в кровати, а не сидя за столом. И я повезла белую машинку в Мадрид.

Рубен поразил меня несколькими фразами и одним поступком. Он совершенно не думал жалеть меня. А я ведь тоже приехала на кресле. Только маленьком и легком. А главное, с этого кресла я могла встать и пересесть на стул. Встать и пойти в ванную. Встать и перелечь на кровать. А он не мог. Его кресло громоздкое и напичканное электроникой, как космический корабль. И с высоты своего кресла он сказал мне довольно грубые слова:
— А вот теперь жизнь проверит, дерьмо ты или нет.

Перевела дух. Справедливо.

Вторая важнейшая максима, которую я напрочь отказалась понять сначала:
— Чем быстрее ты признаешь себя инвалидом, тем легче тебе будет жить.

Над этой фразой мне, привыкшей до последнего скрывать свои физические немощи, предстоит еще думать и думать.

Мы с моим неулыбчивым спутником заказали какой-то очень популярный в Мадриде ресторан (в гостинице утверждали, что он самый старый) и пригласили поужинать Рубена с мамой Авророй. Позвонили предварительно в ресторан, чтобы уточнить, есть ли доступ для коляски. Но не уточнили, для какой конкретно. Габариты же имели значение. Доступ был, но только для такой коляски-малявки, как моя. Как втащили внутрь Рубена, я плохо помню, пришлось открывать что-то, что было замуровано еще в позапрошлом веке.

Но главные трудности были впереди. Мы засиделись, и ребята забыли пораньше вызвать специальную перевозку. Когда спохватились, один водитель уже уехал на вызов, второй ушел домой и успел выпить вина... А их в Испании вообще и в Мадриде в частности совсем мало. Рубен ворчит про “необорудованную страну”. Подзабыл Россию.

Короче, в десять вечера мы сидим в центре Мадрида с нулевой вероятностью найти транспорт для доставки Рубена домой, на окраину города.

И тут он решительно так говорит:
— Сейчас девочки (это я и Аврора) на такси поедут в гостиницу. А мы, мужики, пойдем пешком.

Мадрид — не Лос-Анджелес, где все дороги покрыты асфальтом, гладким, как зеркало. Мадрид — город, замощенный весьма исторической брусчаткой, а это значит — трясти кресло Рубена будет немилосердно. Толкать кресло не надо, оно с электроприводом, так что не устанет никто, кроме самого Рубена. Он был готов к тряске, а потом, как следствие, к жуткой боли. Потому что он — мужик. Ну и еще, на минуточку, испанский кабальеро, который не может ударить в грязь лицом перед дамами.

В последний момент служащие ресторана, у которых мы были последними посетителями (а выгнать нас было немилосердно), нашли какую-то подходящую машину, и мы избежали героизма. <...>

Текст полностью ЗДЕСЬ.
Он длинный. Там много важного. Про отношение к неизлечимой болезни, про родных и друзей, про инвалидные коляски и толстожопых фашистов-чиновников, про отношения М+Ж, про путешествия. Даже про Ходорковского есть.
Почитайте обязательно.