manul_autist

 Вот здесь: http://ludmilapsyholog.livejournal.com/113459.html

Благодаря позитивному отзеркаливанию младенец узнает две важнейшие вещи. Первая: я существую. Я проявляю себя, я делаю и чувствую, меня видят. Вторая: и это хорошо. Мне рады, я классный, меня любят.
Если позитивного отзеркаливания в сочетании с заботой достаточно (а его достаточно, когда для матери оно легко и естественно, и она сама себя чувствует хорошей и значимой), внутри человека формируется очень прочный стержень представления о себе, как о 1) существующем, важном, "видимым" и 2) хорошем, дающим радость, правильном. На этот стержень потом будут нанизываться самые разные новые сведения о себе: что я мальчик или девочка, шалун или тихоня, беленький или темненький, старший или младший и еще много всего.
Но бывает, что стержень слабоват. <...>

Он чувствует, что там, где должна быть незыблемая теплая опора -- холод, пустота, дыра, воронка, которая засасывает в небытие. Ведь его могут отменить -- его "лучше бы не было". Это не просто страх , что накажут, это экзистенциальный ужас небытия, отмены.

Пережив такое не раз и не два, уже нельзя быть спокойным. Нельзя беззаботно оттолкнуться от теплой прочной опоры сзади и побежать исследовать мир. Нельзя встречать разные сведения о себе -- хороше и плохие -- с открытым интересом и искренним чувством, собирая свой неповторимый "букет". Нет-нет-нет, отныне нужно бдить. Нужно защищать то, что осталось от стержня, избегать любых новых ударов. А то вдруг он не выдержит?

То, что я чувствую,именно так и называется: "Меня отменили". Мне нет места среди людей. Мир существует не для меня. Ничто вообще вокруг не существует для меня и ради меня. В мир мне нет доступа. Нет права голоса, нет права на существование. Это именно небытие. Плотный кокон тьмы, сквозь который не проникает почти ничего. Ни я изнутри, ни кто-либо снаружи. Я не живу - я наблюдаю за тем, как живут другие. Как приговоренный к смерти смотрит сквозь прутья решетки на улицу - а там играют дети, домохозяйки развешивают белье, целуются влюбленные, спеют яблоки, играет музыка и идет дождь. И все это существует, а приговоренный - уже нет. Ему нет места среди всего этого разнообразия мира. Казнь - уже формальное событие. Потому что он уже выброшен из бытия. Дети, домохозяйки, музыка, яблони, дожди - ничего уже не имеет к нему никакого отношения.  
Я практически всю свою жизнь чувствую себя этим приговоренным. В последние 3 года все значительно усугубилось. В моей реальности нет ничего, за что можно было бы ухватиться. Ни единой шпильки, которой можно было бы открыть замок тюрьмы и сбежать... 

 Уже довольно длительное время идет разговор о том, что в борьбе с депрессией очень важна физическая активность. Она имеет даже больший эффект для восстановления работы мозга, чем антидепрессанты. И этой возможностью пренебрегать не стоит. Только вот проблема. Когда у человека настоящая, довольно глубокая депрессия, просто встать и что-то сделать неимоверно тяжело. Нет мотивации даже причесаться, одеться, поесть, не говоря уж о том, чтобы выйти на беговую дорожку и пробежать пару километров. Не от того, что люди в депрессии не могут взять себя в руки, как полагают некоторые, а потому, что болезнь такая. Она поражает мотивационные механизмы. Но тем не менее понемногу, потихоньку нужно таки начинать двигаться, расширять свой двигательный рацион.

Как это можно сделать: ( Read more... )

Взято ЗДЕСЬ.

От себя скажу: все правда. Сдвинуть себя с места в таком состоянии не-воз-мож-но. Даже встать и утром почистить зубы, причесаться, заправить постель - нереально тяжело. О том, какие подвиги лично я вынуждена совершать, когда накатывает очередная острая фаза, а нужно идти на работу, я даже рассказывать не буду. 
Вот, кстати, один из моих личных симптомов при достигнутом некотором равновесии никак не хочет меня покидать: мне делается плохо в метро. Езжу на работу далеко, 1,5 часа. Из них 40 минут в метро. Если не беру с собой отвлекающие погремушки - ноутбук с видеофильмом, плеер в уши, на крайняк книжку или журнал - наступает капут. К пункту прибытия я подъезжаю уже в полностью расстроенных эмоциях, слезы из глаз, душевная боль и ужасная тоска. Причем, накатывать начинает сразу же, как только я выхожу с работы и направляюсь к станции. Вовремя включенная погремушка отвлекает и купирует приступ в зародыше. А невключенная... В общем, печально. Самое интересное - я не могу понять, почему такая реакция именно на метро. Почему так мгновенно все сползает, стоит двинуться по направлению к метрополитену. А вот, заклинило. Езжу, как идиотка, с погремушками.

Вдруг осознала, чего я не могу простить людям. С чем не могу примириться, что выводит меня из равновесия, лишает покоя и приводит в бешенство. 
Ничтожество. Серость.
Сегодня наткнулась на, как всегда, феерическую статью А.Б. Покоя "Об умственно усталых", подискутировала про Ходорковского и вдруг осознала. 
Наверное, меня непоправимо испортил Сент-Экзюпери. И много кто еще.
Но для меня человек - это не биологическая данность. Это цель. Путь. Подъем. Борьба. Непрерывное восхождение в гору. Человек - это постоянное, до самой смерти, преодоление биологии. Работа ума, работа сердца, работа тела. Исправление того, что испорчено внутри, что недостойно человека. Стремление к тому, что человека достойно. К знаниям, к добру, правде, радости, красоте.
Если человек не работает умом (и над умом), сердцем (и над сердцем), телом (и над телом) - он не человек. Он эвглена зеленая, как пишет А.Б. Покой. Инфузория-туфелька. Какой-нибудь жук-плавунец. Но не выше.

И этого злостного намерения прожить жизнь на уровне инфузории-туфельки я простить не могу. Никому. Я не могу это уважать. Я не могу это принять. Тем паче, я не могу это любить. А значит и жалеть таких людей я не могу. Просто потому, что так не должно быть.
И к себе самой я совершенно безжалостна, если чувствую в себе эту инфузорию. Я и себя не могу уважать, принимать, любить и жалеть, когда ЭТО вдруг появляется во мне.
Мне не жаль кретина, который с детства обут-одет-сыт-обустроен, не знает лишений и скитаний, но вместо того, чтобы учиться, читать книги, чем-то интересоваться и куда-то стремиться, в 13 лет пьет водяру в подворотне, в 16 лет садится в тюрьму за то, что проломил кому-нибудь башку бутылкой и спер мобильник. Вот не желко нисколько. И нисколько меня не трогает блатняковский мотив про тюремную тоску и плачущую где-то мамочку. О маме, бл., надо думать в тот момент. когда опрокидываешь первый стакан водяры под забором в компании каких-то вонючих матюгающихся козлов. Вообще надо просто думать. Пользоваться головой по прямому назначению, а не только в нее есть.

Человек может делать ошибки. Человек может грешить. Но человек не может проживать свою жизнь как инфузория-туфелька. Он ОБЯЗАН преодолевать, развиваться, двигаться вперед и вверх. Он ОБЯЗАН познавать себя, учиться пользоваться своей головой и своей совестью. Он ОБЯЗАН стремиться к тому, чтобы овладеть своей биологией, обуздать ее, объездить, взнуздать и оседлать. И стать подлинным человеком. Обязан по факту своего рождения. Иначе он станет серостью. Жалким ничтожеством, которое даже хуже инфузории-туфельки, потому что той по факту ее рождения предначертано быть инфузорией, она просто делает то, что ей положено делать. А ничтожный человек не делает. Он превращается в нечто такое, чему даже названия нет. И места в мироздании. Мусор какой-то космический. Раковая опухоль третьей планеты от Солнца.

Что хотите со мной делайте, но я не могу это любить и принять. Ни в других, ни в себе. Если я в какой-то момент пойму, что я превращаюсь вот в эту эвглену зеленую, я просто прыгну под поезд метро. Я не позволю этой гадости отравлять воздух.

Дочь известного проповедника, участвовала в ток-шоу, посвященном событиям 11 сентября. На вопрос ведущей Джейн Клэйсон: "Как Бог мог позволить такому случиться?" Анна Грэм дала очень глубокий и проницательный ответ.
Она сказала:

"Я верю, что Бог так же, как и мы, глубоко скорбит о том, что произошло. Но ведь мы годами выгоняли Бога из наших школ, из нашего правительства, из нашей жизни. И я думаю, что Бог, будучи джентльменом, просто отступил. Можем ли мы ожидать от Бога благословения и защиты, если мы при этом требуем, чтобы Он нас оставил?"

Давайте вспомним... По-моему, все началось, когда Мэдлин Мюррэй О'Хара (она была убита, ее тело было найдено недавно) заявила, что в школе не место молитве, и мы сказали: "Хорошо".

Потом кто-то сказал, что лучше бы в школе не читать Библию (Библию, в которой сказано: "Не убивай", "Не кради" и "Возлюби ближнего твоего, как самого себя"!). И мы сказали "Хорошо".

Затем доктор Бенжамин Спок сказал, что нам не следует применять телесные наказания к нашим детям, когда они плохо себя ведут, потому что этим мы повредим их маленьким личностям - мы можем испортить их чувство собственного достоинства (сын доктора Спока покончил жизнь самоубийством). И мы сказали: "Он - специалист и знает, о чем говорит". И так мы сказали: "Хорошо".

Потом кто-то сказал, что учителям и директорам нельзя наказывать наших детей. А администрации школ строго-настрого запретили своим преподавателям даже касаться провинившихся учеников, потому что им не нужна плохая реклама и уж тем более они не хотят отвечать за это перед судом (есть большая разница между наказанием и прикосновением, поркой, унижением, битьем и т.д.). И мы сказали: "Хорошо".

Затем кто-то сказал: "Давайте разрешим нашим дочерям делать аборты, если они этого хотят. Им даже не придется рассказывать родителям". И мы сказали: "Хорошо".

Тогда какой-то мудрый член школьного совета сказал: "Мальчишки всегда будут мальчишками и всегда будут этим заниматься. Так что давайте дадим нашим сыновьям столько презервативов, сколько они хотят, чтобы они могли развлекаться, как им угодно. А нам не придется рассказывать их родителям, что они получили их в школе". И мы сказали: "Хорошо".

Потом кто-то из нами же выбранной верховной власти сказал, что неважно, что у нас в частной жизни, если мы хорошо делаем свою работу. И, соглашаясь с этим, мы сказали, что нам неважно, кто (включая президента) чем в частной жизни занимается, если у нас есть работа и с экономикой все в порядке. Тогда кто-то сказал: "Давайте печатать журналы с изображением обнаженных женщин и будем называть это здоровой практической высокой оценкой красоты женского тела". И мы сказали: "Хорошо".

Тогда некоторые пошли с этой высокой оценкой еще дальше и начали публиковать фотографии обнаженных детей, а затем и еще дальше, поместив их в Интернет. И мы сказали: "Хорошо, у них есть свобода слова". Затем индустрия развлечений сказала: "Давайте делать фильмы и телепрограммы, пропагандирующие насилие, богохульство и запрещенный секс. И давайте записывать музыку, поощряющую употребление наркотиков, изнасилования, убийства, самоубийства и сатанизм". И мы сказали: "Это всего лишь развлечение, негативного эффекта эта музыка не несет, всерьез ее никто не воспринимает, так что продолжайте в том же духе".

И теперь мы спрашиваем себя, почему у наших детей нет совести, почему они не могут отличить плохое от хорошего, почему они, не задумываясь, убивают незнакомцев, своих одноклассников и самих себя. Возможно, если мы всерьез и надолго задумаемся, то мы сможем в этом разобраться. Я думаю, что здесь дело в том, что "что посеешь, то и пожнешь".

Один молодой человек написал: "Дорогой Господь, почему Ты не спас маленькую девочку, убитую прямо у себя в классе? Искренне Твой, беспокоящийся студент". Вот ответ: "Дорогой беспокоящийся студент, Меня не пускают в школы. Искренне твой, Бог".

Смешно, как людям легко избавляться от Бога, а потом удивляться, почему мир превращается в ад.
Смешно, когда мы верим тому, что говорят газеты, и сомневаемся в том, что говорит Библия.
Смешно, когда все хотят попасть на небеса, при этом не веря, не думая, не говоря и не делая ничего из того, о чем говорит Библия.
Смешно, когда кто-то говорит "Я верю в Бога", но сам следует за сатаной, тоже, между прочим, "верящего" в Бога.
Смешно, когда нам так легко судить и так трудно быть судимыми другими.
Смешно, когда глупые шутки распространяются со скоростью света, но люди дважды подумают, поделиться ли с друзьями статусом или заметкой, в котором говорится о Боге.
Смешно, когда все непристойное, грубое, похотливое и вульгарное спокойно находится в Интернете, а в школе или на работе открытая дискуссия о Боге невозможна.
Смешно, когда можно быть "всеми руками за" Христа по воскресеньям, но быть незаметным христианином всю остальную неделю.

Вы еще не смеетесь?

Наверное, я чудовище.
Но я не могу радоваться за людей, пребывающих в сладкой иллюзии благополучия и самодовольства и готовых ради ее сохранения уничтожить всех вокруг. Даже из самых благих намерений.

Богач и Лазарь - это вечный непримиримый конфликт.
До тех пор, пока богачу его сытость будет важнее всего, Лазарь не сможет за него радоваться. Потому, что он голоден и болен, а еще больше потому, что он лишен своего человеческого достоинства - он выброшен из жизни, как изношенный башмак. Через него запросто переступают, о нем запросто забывают, и его страдания никого не огорчают. Он - пустое место, дорожная грязь, а не человек.
И для богача, и для Лазаря это губительно и не ведет никуда, кроме смерти.
Просто один путешествует в смерть на круизном лайнере, а другой на бревне.
Правда, Иисус утверждает, что Лазарь все-таки "вознесен на лоно Авраамово". И Откровение Иоанна Богослова утверждает, что Бог "отрет всякую слезу". В этом есть некоторое утешение.

Я отношусь к 9 мая как к Дню победы добра над злом.
Даже при ситуации, когда идет война Чужого против Хищника.
Все равно победило добро, победил Бог.

Не люблю дискуссий вокруг этой даты, они бесполезны, бессмысленны и причиняют боль всем.

Это день торжественный и тихий. Чем меньше бравурности, тем лучше. Слишком много смерти и горя. Тихо нужно. Молча.

<...>  Мой бывший муж, заехав к дочке, застал мои восторги по поводу книжки Рубена, выдал:
— Зачем это читать, это же так тяжело...

Распространенная позиция людей, которые прячутся от чужих страданий, как будто страдания заразны. Как будто не боятся очерстветь, утерять (или не приобрести) способность к состраданию? Боятся даже прочитать, боятся даже эмоций. Тяжело? А Рубену каково было жить его жизнью?

Рубену присудили премию, от которой родное государство по закону заграбастало тридцать пять процентов. Он же нерезидент. Живет в Испании, в Мадриде, с недавно найденной мамой. Мы начали разговаривать по скайпу. А весной 2004 года мы вскладчину с моими сотрудниками купили Рубену компьютер “Макинтош”, чтобы он мог работать лежа в кровати, а не сидя за столом. И я повезла белую машинку в Мадрид.

Рубен поразил меня несколькими фразами и одним поступком. Он совершенно не думал жалеть меня. А я ведь тоже приехала на кресле. Только маленьком и легком. А главное, с этого кресла я могла встать и пересесть на стул. Встать и пойти в ванную. Встать и перелечь на кровать. А он не мог. Его кресло громоздкое и напичканное электроникой, как космический корабль. И с высоты своего кресла он сказал мне довольно грубые слова:
— А вот теперь жизнь проверит, дерьмо ты или нет.

Перевела дух. Справедливо.

Вторая важнейшая максима, которую я напрочь отказалась понять сначала:
— Чем быстрее ты признаешь себя инвалидом, тем легче тебе будет жить.

Над этой фразой мне, привыкшей до последнего скрывать свои физические немощи, предстоит еще думать и думать.

Мы с моим неулыбчивым спутником заказали какой-то очень популярный в Мадриде ресторан (в гостинице утверждали, что он самый старый) и пригласили поужинать Рубена с мамой Авророй. Позвонили предварительно в ресторан, чтобы уточнить, есть ли доступ для коляски. Но не уточнили, для какой конкретно. Габариты же имели значение. Доступ был, но только для такой коляски-малявки, как моя. Как втащили внутрь Рубена, я плохо помню, пришлось открывать что-то, что было замуровано еще в позапрошлом веке.

Но главные трудности были впереди. Мы засиделись, и ребята забыли пораньше вызвать специальную перевозку. Когда спохватились, один водитель уже уехал на вызов, второй ушел домой и успел выпить вина... А их в Испании вообще и в Мадриде в частности совсем мало. Рубен ворчит про “необорудованную страну”. Подзабыл Россию.

Короче, в десять вечера мы сидим в центре Мадрида с нулевой вероятностью найти транспорт для доставки Рубена домой, на окраину города.

И тут он решительно так говорит:
— Сейчас девочки (это я и Аврора) на такси поедут в гостиницу. А мы, мужики, пойдем пешком.

Мадрид — не Лос-Анджелес, где все дороги покрыты асфальтом, гладким, как зеркало. Мадрид — город, замощенный весьма исторической брусчаткой, а это значит — трясти кресло Рубена будет немилосердно. Толкать кресло не надо, оно с электроприводом, так что не устанет никто, кроме самого Рубена. Он был готов к тряске, а потом, как следствие, к жуткой боли. Потому что он — мужик. Ну и еще, на минуточку, испанский кабальеро, который не может ударить в грязь лицом перед дамами.

В последний момент служащие ресторана, у которых мы были последними посетителями (а выгнать нас было немилосердно), нашли какую-то подходящую машину, и мы избежали героизма. <...>

Текст полностью ЗДЕСЬ.
Он длинный. Там много важного. Про отношение к неизлечимой болезни, про родных и друзей, про инвалидные коляски и толстожопых фашистов-чиновников, про отношения М+Ж, про путешествия. Даже про Ходорковского есть.
Почитайте обязательно.

Что хотите со мной делайте, но вот это - полная духовная катастрофа.

Я могу понять, когда человек одет хорошо, ест хорошо, пользуется хорошим транспортом и живет в нормальных условиях, а не в картонной коробке. Это естественные нужды любого человека и хорошо, когда благополучие приносит пользу и радость.

Но роскошь я понять НЕ МОГУ. Все эти бриллиантовые часы, золотые унитазы, платиновые ложки-вилки, телефоны за полмиллиона и т.д. и т.п. 
А еще больше - такое наглое бесстыжее оправдание роскоши.
А еще больше - оправдание роскоши в стране, в которой люди бедны, бесправны, забиты, лишены человеческого достоинства и уважения. В которой миллионы беспризорников. В которой у больного лейкозом или муковисцидозом человека практически нет шансов на выживание (ибо у него просто нет денег). В которой столько безысходности, одиночества, несправедливости, жестокости.

Вы можете меня расстрелять на месте, но эта гадость от г-на Чаплина - это дьявольщина в чистом виде. Это антихристианство.

Скажите мне, люди верующие: что с т.зр. греховности более греховно для человека в устойчивой тяжелой депрессии - злость на обидевших тебя или уныние с суицидальными искушениями?
Середину пока не предлагать. Ибо невозможно.

Вечер - страшное время суток. Каким бы хорошим ни был день, вечер все равно съедает его, переваривает в тьму и боль. 
Я никогда не чувствовала ледяного дыхания смерти так ясно, как последнюю неделю. 
Обратит ли однажды Бог внимание на этого мертвого, смердящего, запертого в могиле Лазаря? Или пройдет мимо? Мертвый не может ни кричать, ни просить - он лежит тихо, в темноте, закрытый звуко- и светонепроницаемыми стенами. Надеяться не на что, кроме этого одного-единственного шанса...